Еще пару десятков лет назад наука эмбриология была совершенно новой и практически неизведанной. Этим она привлекла нашего героя — Алексея Грязнова, ныне старшего клинического эмбриолога, победителя городского конкурса «Лучший врач года». Алексей Юрьевич рассказал, кто такой эмбриолог, что происходит в стенах лаборатории и как изменится его работа в ближайшие пять лет.

— Алексей Юрьевич, вы работает в здравоохранении с 17 лет. Расскажите, с чего начинался ваш профессиональный путь?

— По окончании первого курса Алтайского государственного медицинского университета, я устроился на должность санитара в отделение анестезиологии и реанимации Городской больницы №5 города Барнаула. Там же до самой интернатуры работал медицинским братом-анестезистом. Затем перешел в Сибирский институт репродукции и генетики человека. А после переехал в Петербург. Сейчас работаю врачом клинической лабораторной диагностики отделения бесплодного брака Центра планирования семьи и репродукции Женской консультации № 44 Пушкинского района.

— В Петербурге вы основательно занялись эмбриологией. Чем вас привлекла эта наука?

— Тогда она показалась мне очень перспективной и интересной.

­— Алексей Юрьевич, как стать эмбриологом и где этому учат?

— Механизм попадания в эмбриологи достаточно простой. Первый сценарий — это окончить биологический факультет любого университета по специальности «эмбриология» или «физиология», то есть стать биологом — не врачом. Затем повысить квалификацию на базе Научно-исследовательского института акушерства, гинекологии и репродуктологии имени Д.О. Отта, Центра акушерства и гинекологии имени академика В.И. Кулакова или МГУ. В одном из этих мест необходимо пройти профессиональную переподготовку в объеме 144 часов. Ну, собственно говоря, и все. Это то, что касается биологов.

Второй путь — получить специальность врача клинической лабораторной диагностики, как это сделал я. 

— Проясните, какую работу выполняет эмбриолог и почему в народе его называют «бойцом невидимого фронта»?

— Работа наша следующая: мы полностью выполняем весь лабораторный этап вспомогательной репродукции, работаем с эмбрионами, яйцеклетками и сперматозоидами. Напрямую с пациентами мы практически не контактируем. Случается, что иногда мы даем комментарии относительно качества и развития их материалов. Но на этом все. Собственно, поэтому мы, эмбриологи, — «бойцы невидимого фронта».

— Тогда объясните, как эмбриолог взаимодействует с другими специалистами — гинекологами и репродуктологами, например.

— Сначала врач-репродуктолог выполняет стимуляцию яичников, чтобы получить не одну, а несколько яйцеклеток. Затем он пунктирует фолликулы, а всю фолликулярную жидкость, передает эмбриологу. Мы осуществляем отбор яйцеклеток из этой жидкости. Дальше, после обработки спермы, оплодотворяем их. Затем, в течение пяти-шести дней выполняется культивирование эмбрионов.

— В какой среде это происходит?

— В нашей лаборатории эмбрионы культивируются в настольных инкубаторах в газовой среде с пониженным содержанием кислорода. Среды, в которых находятся сперматозоиды, яйцеклетки и эмбрионы — это жидкие растворы питательных веществ и микроэлементов.

— Алексей Юрьевич, приоткройте ширму лаборатории. С каким оборудованием, помимо инкубаторов, работает эмбриолог? И какие условия необходимо соблюдать, чтобы работа проходила качественно?

— У нас есть микроскопы, антивибрационные столы, холодильники, морозильники, ламинарные шкафы, центрифуги, программные замораживатели, а также лазерные системы, которые позволяют выполнять рассечение блестящей оболочки у эмбриона. Это необходимо при биопсии и при переносе размороженных эмбрионов.

Условия внутри эмбриологической лаборатории весьма разнообразны. Существует даже консенсусное мнение на этот счет общества ученых в репродуктивной медицине ALPHA.

Первое требование — это чистота воздуха. Речь идет не только о защите от бактерий, а также от летучих органических соединений — это яд для эмбрионов.

Второе — температура. Наши инкубаторы поддерживают оптимальную разницу между температурой внутри камеры и окружающей среды. 

Кроме этого, важна чистота поверхностей. Мы можем использовать далеко не все дезинфицирующие растворы. Многие из них вредны для яйцеклеток, сперматозоидов и эмбрионов. Например, широко распространённые хлорсодержащие дезсредства в наших лабораториях использовать нельзя.

Добавлю, что требований, которым должны соответствовать лаборатории, очень много ­— их 175 штук.

— Алексей Юрьевич, раскройте суть вспомогательных репродуктивных технологий, которые позволяют зачать ребенка. Известно, что их всего две.

— Первый метод — это ЭКО (экстракорпоральное оплодотворение). Это тот случай, когда после пункции мы помещаем яйцеклетки в лунку и добавляем к ним сперматозоиды. Эти сперматозоиды сами осуществляют оплодотворение яйцеклеток.

Второй метод — ИКСИ (интрацитоплазматическая инъекция сперматозоида). При этом методе мы очищаем полученные яйцеклетки от лучистого венца и клеток яйценосного бугорка, которые их окружают. Затем выполняем оплодотворение этих яйцеклеток сперматозоидами, которые были отобраны под микроскопом.

— Сколько людей прибегают к этим вспомогательным методам оплодотворения? Есть ли статистика по городу?

— В городе проводится порядка шести тысяч циклов ЭКО в год. Здесь важно понимать, что от всей популяции репродуктивного возраста примерно 15% людей страдают бесплодием. Это данные Всемирной организации здравоохранения.

— Алексей Юрьевич, эмбриология — быстроразвивающаяся наука. От людей, работающих в этой сфере, ждут новых открытий. Расскажите о своих достижениях в этой области. 

— Сейчас мы усиленно занимаемся совершенствованием неинвазивных методов селекции эмбрионов. Попробую объяснить.

У эмбриолога есть три задачи: сделать хороший эмбрион, выбрать хороший эмбрион и сохранить хороший эмбрион. То, чем мы занимаемся, это про вторую задачу. Нам нужно выбрать тот самый единственный эмбрион. В полость матки мы переносим лишь его, чтобы не допустить многоплодной беременности.

Надо сказать, что мы единственный центр в городе, который переносит всем нашим пациенткам по одному эмбриону. У нас нет примеров многоплодной беременности, которая редко положительно сказывается на здоровье детей и матерей.

— Алексей Юрьевич, в прошлом году вы стали победителем конкурса «Лучший врач года» в номинации «Лучший врач-специалист учреждения амбулаторно-поликлинической помощи взрослому населению». Расскажите об этом опыте. Как проходил конкурс? Статус победителя что-то поменял в вашей профессиональной жизни?

— Этот конкурс проходил в совершенно необычном формате именно потому, что мы работали в условиях пандемии. Для участия в нем я подготовил документы, прошел несколько собеседований, привел свидетельства своей работы. Я не могу сказать, что для меня что-то изменилось. Как работал, так и продолжаю работаю.

— Вам важна оценка профессионального сообщества?

— Я это воспринимаю очень спокойно. Объясню почему. Когда ты идешь в каком-то направлении, надо же какие-то ориентиры включать, чтобы понять, что ты идешь правильным путем. Оценка коллег —  один из таких ориентиров.

— В основе своей конкурс предполагает конкуренцию. Есть ли такая конкуренция среди врачей? И в чем она проявляется?

— Между врачами, однозначно, существует здоровая конкуренция. Кто сделает лучше, вылечит лучше — такое есть. На мой взгляд, это всегда имеет нормальные, здоровые корни.

— Алексей Юрьевич, вы — обладатель сертификата Европейского общества репродукции и эмбриологии человека ESHRE. В нашей стране таких людей двое. Какие возможности дает этот документ?

— Он дает право занимать должность руководителя эмбриологической лаборатории на территории Европы. Чтобы получить такой сертификат, надо сдать экзамен. Сейчас, вероятно, это можно сделать дистанционно. Я же проходил испытание в Лондоне. На английском языке.

Сдать экзамен — мало. Для того, чтобы сертификат оставался действующим, необходимо регулярно проходить дополнительные квалификационные испытания.

— Как вы считаете, что ждет эмбриологию в ближайшие пять лет?

— Одним словом — автоматизация. Через пять лет семимильными шагами мы придем к тому, что большинство тех ручных процедур, которые мы сейчас делаем, будут полностью автоматизированы. Это очень хорошо! Бояться этого точно не стоит.

Ранее «Новости Пушкинского района» сообщали, что дороги и фасады зданий Петербурга начнут тщательно мыть в апреле.